Неточные совпадения
— Вот тут, через три дома, — хлопотал он, — дом Козеля, немца, богатого… Он теперь, верно, пьяный, домой пробирался. Я его знаю… Он пьяница… Там у него семейство, жена, дети, дочь одна есть. Пока еще в больницу тащить, а тут, верно, в доме же доктор есть! Я заплачу, заплачу!.. Все-таки уход будет свой, помогут
сейчас, а то он
умрет до больницы-то…
— Слушай, Разумихин, — заговорил Раскольников, — я тебе хочу сказать прямо: я
сейчас у мертвого был, один чиновник
умер… я там все мои деньги отдал… и, кроме того, меня целовало
сейчас одно существо, которое, если б я и убил кого-нибудь, тоже бы… одним словом, я там видел еще другое одно существо…. с огненным пером… а впрочем, я завираюсь; я очень слаб, поддержи меня…
сейчас ведь и лестница…
— Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, — загорячился студент. — Я
сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой
умрет. Понимаешь? Понимаешь?
«Довольно! — произнес он решительно и торжественно, — прочь миражи, прочь напускные страхи, прочь привидения!.. Есть жизнь! Разве я
сейчас не жил? Не
умерла еще моя жизнь вместе с старою старухой! Царство ей небесное и — довольно, матушка, пора на покой! Царство рассудка и света теперь и… и воли, и силы… и посмотрим теперь! Померяемся теперь! — прибавил он заносчиво, как бы обращаясь к какой-то темной силе и вызывая ее. — А ведь я уже соглашался жить на аршине пространства!
— Я Николая Петровича одного на свете люблю и век любить буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а что вы видели, так я на Страшном суде скажу, что вины моей в том нет и не было, и уж лучше мне
умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…
— Милый, я — рада! Так рада, что — как пьяная и даже плакать хочется! Ой, Клим, как это удивительно, когда чувствуешь, что можешь хорошо делать свое дело! Подумай, — ну, что я такое? Хористка, мать — коровница, отец — плотник, и вдруг — могу! Какие-то морды, животы перед глазами, а я — пою, и вот,
сейчас — сердце разорвется,
умру! Это… замечательно!
—
Умереть, — докончил Юрин. — Я и
умру, подождите немножко. Но моя болезнь и смерть — мое личное дело, сугубо, узко личное, и никому оно вреда не принесет. А вот вы — вредное… лицо. Как вспомнишь, что вы — профессор, отравляете молодежь, фабрикуя из нее попов… — Юрин подумал и сказал просительно, с юмором: — Очень хочется, чтоб вы померли раньше меня, сегодня бы!
Сейчас…
Бальзаминов. Ну, ну, поскорее! А то я
умру сейчас, уж у меня под сердце начинает подступать.
От слов, от звуков, от этого чистого, сильного девического голоса билось сердце, дрожали нервы, глаза искрились и заплывали слезами. В один и тот же момент хотелось
умереть, не пробуждаться от звуков, и
сейчас же опять сердце жаждало жизни…
— Да, да, не скажет, это правда — от нее не добьешься! — прибавила успокоенная бабушка, — не скажет! Вот та шептунья, попадья, все знает, что у ней на уме: да и та скорей
умрет, а не скажет ее секретов. Свои
сейчас разроняет, только подбирай, а ее — Боже сохрани!
— Ступай ты с ней! — велела она мне, оставляя меня с Альфонсинкой, — и там
умри, если надо, понимаешь? А я
сейчас за тобой, а прежде махну-ка я к ней, авось застану, потому что, как хочешь, а мне подозрительно!
Положил я, детки, вам словечко сказать одно, небольшое, — продолжал он с тихой, прекрасной улыбкой, которую я никогда не забуду, и обратился вдруг ко мне: — Ты, милый, церкви святой ревнуй, и аще позовет время — и
умри за нее; да подожди, не пугайся, не
сейчас, — усмехнулся он.
— Нисколько. Я как прочел, то тотчас и подумал, что этак все и будет, потому что я, как только
умрет старец Зосима,
сейчас должен буду выйти из монастыря. Затем я буду продолжать курс и сдам экзамен, а как придет законный срок, мы и женимся. Я вас буду любить. Хоть мне и некогда было еще думать, но я подумал, что лучше вас жены не найду, а мне старец велит жениться…
— Ну, он
умер. Мы
сейчас его гроб повстречали.
Наконец старик
умер, и время Николая Савельцева пришло. Улита
сейчас же послала гонца по месту квартирования полка, в одну из дальних замосковных губерний; но замечено было, что она наказала гонцу, проездом через Москву, немедленно прислать в Щучью-Заводь ее старшего сына, которому было в то время уже лет осьмнадцать.
— Да ведь мы староверы… Никого из наших стариков
сейчас нет в городе, — с ужасом ответила Харитина, глядя на доктора широко раскрытыми глазами. — Ужели она
умрет?.. Спасите ее, доктор… ради всего святого… доктор…
Да, у вас
сейчас нет денег, но
умрет отец, — будемте говорить откровенно, — у вас сто тысяч верных.
— Гляди, ты гляди, чего он делает! — Но видя, что всё это не веселит меня, он сказал серьезно: — Ну — буде, очнись-ка! Все
умрем, даже птица
умирает. Вот что: я те материну могилу дерном обложу — хошь? Вот
сейчас пойдем в поле, — ты, Вяхирь, я; Санька мой с нами; нарежем дерна и так устроим могилу — лучше нельзя!
Неизвестность и отвращение от этого нового, которое будет и
сейчас наступит, были ужасны; но он говорит, что ничего не было для него в это время тяжеле, как беспрерывная мысль: «Что, если бы не
умирать!
— Я хочу видеть! — вскинулась генеральша. — Где этот портрет? Если ему подарила, так и должен быть у него, а он, конечно, еще в кабинете. По средам он всегда приходит работать и никогда раньше четырех не уходит. Позвать
сейчас Гаврилу Ардалионовича! Нет, я не слишком-то
умираю от желания его видеть. Сделайте одолжение, князь, голубчик, сходите в кабинет, возьмите у него портрет и принесите сюда. Скажите, что посмотреть. Пожалуйста.
— Да ты и
сейчас это показывай, для видимости, будто мы с тобой вздорим. Такая же модель и у меня с Ястребовым налажена… И своя артель чтобы ничего не знала. Слово сказал —
умер…
Она
умерла рано, оставив после себя сына Якова, которому
сейчас было уже под шестьдесят.
Совсем, так-таки совсем был институтский Малек-Адель: вот
сейчас поцелует, завернется красным плащом и, улегшись в мусульманскую гробницу, скажет: «плачь обо мне, прекрасная христианка, и
умри на моем гробе».
— Бога ради,
сейчас; иначе я не ручаюсь, что она, может быть,
умрет; умоляю вас о том на коленях!.. — И m-lle Прыхина сделала движение, что как будто бы в самом деле готова была стать на колени. — Хоть на минуточку, а потом опять сюда же приедете.
Когда известная особа любила сначала Постена, полюбила потом вас… ну, я думала, что в том она ошиблась и что вами ей не увлечься было трудно, но я все-таки всегда ей говорила: «Клеопаша, это последняя любовь, которую я тебе прощаю!» — и, положим, вы изменили ей, ну,
умри тогда,
умри, по крайней мере, для света, но мы еще, напротив, жить хотим… у нас
сейчас явился доктор, и мне всегда давали такой тон, что это будто бы возбудит вашу ревность; но вот наконец вы уехали, возбуждать ревность стало не в ком, а доктор все тут и оказывается, что давно уж был такой же amant [любовник (франц.).] ее, как и вы.
— Я был у дяди. Его
сейчас приобщают; он, вероятно, сегодня или завтра
умрет. Но как же это вы здесь? Я не верю еще все глазам моим, — говорил Павел. Он несколько даже и поиспугался такого нечаянного появления m-me Фатеевой.
Кергель прибежал тоже посмотреть Грушу и, к ужасу своему, увидел, что рана у ней была опасна, а потому
сейчас же поспешил свезти ее в своем экипаже в больницу; но там ей мало помогли: к утру Груша
умерла, дав от себя показание, что Иван выстрелил в нее совершенно нечаянно.
Груша ушла, и через несколько минут робкими и негромкими шагами на балкон вошла старая-престарая старушка, с сморщенным лицом и с слезливыми глазами. Как водится, она
сейчас же подошла к барину и взяла было его за руку, чтобы поцеловать, но он решительно не дал ей того сделать; одета Алена Сергеевна была по-прежнему щепетильнейшим образом, но вся в черном. Супруг ее, Макар Григорьич, с полгода перед тем только
умер в Москве.
— Муж ее, я слышала, скоро
умрет, и ты можешь
сейчас же жениться на ней.
Да еще трубку с вертуном выпустил… Ну, тут уже они, увидав, как вертун с огнем ходит, все как
умерли… Огонь погас, а они всё лежат, и только нет-нет один голову поднимет, да и опять
сейчас мордою вниз, а сам только пальцем кивает, зовет меня к себе. Я подошел и говорю...
От родительницы своей я в самом юном сиротстве остался и ее не помню, потому как я был у нее молитвенный сын, значит, она, долго детей не имея, меня себе у бога все выпрашивала и как выпросила, так
сейчас же, меня породивши, и
умерла, оттого что я произошел на свет с необыкновенною большою головою, так что меня поэтому и звали не Иван Флягин, а просто Голован.
Я с ним попервоначалу было спорить зачал, что какая же, мол, ваша вера, когда у вас святых нет, но он говорит: есть, и начал по талмуду читать, какие у них бывают святые… очень занятно, а тот талмуд, говорит, написал раввин Иовоз бен Леви, который был такой ученый, что грешные люди на него смотреть не могли; как взглянули,
сейчас все
умирали, через что бог позвал его перед самого себя и говорит: «Эй ты, ученый раввин, Иовоз бен Леви! то хорошо, что ты такой ученый, но только то нехорошо, что чрез тебя, все мои жидки могут
умирать.
Я эти деньги, что от них взял, двадцать пять рублей,
сейчас положил в бедный монастырь — вклад за Грушину душу, а сам стал начальство просить, чтобы на Кавказ меня определить, где я могу скорее за веру
умереть.
Помню, я приехал в Париж
сейчас после тяжелой болезни и все еще больной… и вдруг чудодейственно воспрянул. Ходил с утра до вечера по бульварам и улицам, одолевал довольно крутые подъемы — и не знал усталости. Мало того: иду однажды по бульвару и встречаю русского доктора Г., о котором мне было известно, что он в последнем градусе чахотки (и, действительно, месяца три спустя он
умер в Ницце). Разумеется, удивляюсь.
Тогда только что
умер у него отец, он
сейчас же заложил именье, согласился с одним старым антрепренером и является ко мне.
— Я
сейчас получила письмо, — начала Настенька, — отец
умер!
— Это письмо, — отвечал Калинович, — от матери моей; она больна и извещает, может быть, о своих последних минутах… Вы сами отец и сами можете судить, как тяжело
умирать, когда единственный сын не хочет закрыть глаз. Я, вероятно,
сейчас же должен буду ехать.
Липочка. Одно дело тятенька, а другое дело — муж. Да что вы пристали, маменька? Уж сказала, что не пойду за купца, так и не пойду! Лучше
умру сейчас, до конца всю жизнь выплачу: слез недостанет, перцу наемся.
— Я
сейчас от них. Отчего отцу не согласиться? Напротив, он со слезами на глазах выслушал мое предложение; обнял меня и сказал, что теперь он может
умереть спокойно: что он знает, кому вверяет счастье дочери… «Идите, говорит, только по следам вашего дядюшки!»
— Готов не токмя что своим господам исполнять их барскую волю, — продолжал Евсей, — хоть
умереть сейчас! Я образ сниму со стены…
— Обед
сейчас подают, а ты посмотри-ка, что я в «Северной пчеле» вычитал… Князь Громобой
умер.
— Вы обещаетесь? Вы не хотите, чтоб я тут же,
сейчас,
умерла перед вами?
— Он
умер, он
умер! — вскричала она, —
сейчас он тут сидел, говорил со мною — и вдруг упал и сделался недвижим… Боже мой! неужели нельзя помочь? И мамы нет! Панталеоне, Панталеоне, что же доктор? — прибавила она вдруг по-итальянски: — Ты ходил за доктором?
Смотри теперь с другой стороны:
умри я
сейчас, — хоть я и обеспечу его, — что с ним будет?
А она будет вам хорошею нянькой; это девушка скромная, твердая, рассудительная; к тому же я сама буду тут, не
сейчас же
умру.
— Всё. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас
сейчас станет счастлив, сию минуту. Эта свекровь
умрет, а девочка останется — всё хорошо. Я вдруг открыл.
Сейчас я отправлюсь к Кириллову, и к утру получится тот документ, в котором он,
умирая, в виде объяснения с правительством, примет всё на себя.
Муза Николаевна тоже снова пристрастилась к музыке, и, к вящему еще благополучию ее, у нее родился ребенок — сын, который не только что не
умер, но был прездоровенький и, как надо ожидать, должно быть, будущий музыкант, потому что когда плакал, то стоило только заиграть на фортепьяно, он
сейчас же притихал и начинал прислушиваться.
Остроумно придумывая разные фигуры, он вместе с тем
сейчас же принялся зубоскалить над Марфиным и его восторженным обожанием Людмилы, на что она не без досады возражала: «Ну, да, влюблена,
умираю от любви к нему!» — и в то же время взглядывала и на стоявшего у дверей Марфина, который, опершись на косяк, со сложенными, как Наполеон, накрест руками, и подняв, по своей манере, глаза вверх, весь был погружен в какое-то созерцательное состояние; вылетавшие по временам из груди его вздохи говорили, что у него невесело на душе; по-видимому, его более всего возмущал часто раздававшийся громкий смех Ченцова, так как каждый раз Марфина при этом даже подергивало.
А на будущее время:
умер пузырь —
сейчас семейству тридцать пять рублей… вот вам!